Путешественник Фёдор Конюхов – среди волн Айвазовского В Феодосии

Отдыхающая публика расслабленно гуляет по проспекту, даже не догадываясь, что рядом идёт ТОТ САМЫЙ Конюхов. Тот, который пересёк на гребной лодке Атлантический и Тихий океаны, сходил на лыжах к Северному и Южному полюсам, одолел ещё два, уже не географических: полюс высоты Эверест и полюс яхтсменов мыс Горн на южной оконечности Южной Америки, обогнуть который мечтает любой настоящий моряк.

Кроме того, он первым среди россиян покорил все семь высочайших вершин планеты, а год назад, в конце июля, приземлился в Австралии с рекордом скорости, слетав оттуда в кругосветку на воздушном шаре. Помимо оглушительных рекордов, у него – около полусотни сложнейших рискованных путешествий, которым в этом году исполняется 40 лет.

Первое впечатление – Конюхов удивительно молод. На снимках священническая причёска создаёт ложную иллюзию его умудрённости жизнью. А в реальности в ореоле седеющих волос – свежее молодое лицо, румянец, и лишь необыкновенные глаза выдают бездну силы и опыта одинокого странника.

Это в своих рекордах он одинок, потому что таких универсалов, вздумавших покорять сразу водную и воздушную стихии, в мире больше не найти. А «на гражданке» Фёдор Конюхов окружён любящими родственниками, массой почитателей и друзей. Им не просто восхищаются – его любят. Везде. В Австралии, Эфиопии, на Урале, в Крыму. Любят так, как народных героев – бескорыстных, смелых, презревших уютные стены домашнего мирка. Современный человек, как бы ни был он избалован, тоскует по ветрам далёких странствий, где живёшь на пике, на острие.

Сколько бы ни читал и не смотрел репортажей, но представить человека на лодке с вёслами посреди океана не хватает душевных сил. И зачем такому нарисованные волны? Наверное, пробежит по галерее, вежливо поблагодарит и откланяется. Однако первый зал, второй, третий. Конюхов внимательно смотрит и слушает. Ему рассказывают, что полотно «Ледяные горы» написано исключительно по воображению, и спрашивают, реальны ли краски на полотне?

– Они зависят от времени суток. Это сумерки, – негромко отвечает он.

Долго стоит возле «От штиля к урагану». На обратном пути вновь останавливается у этого полотна.

В картине «Георгиевский монастырь» проверяет, как движется лунная дорожка. А у полотна «Корабль «Мария» во время шторма» не скрывает восхищения живостью морской волны. В мастерской художника оживлённо переговаривается с сыном возле огромного полотна «Среди волн» и улыбается, по всей видимости, его впечатлениям.

– Воюем не числом, а умением, – замечают спутники путешественника возле картины, изображающей подвиг брига «Меркурий», который в 1828 году умело ушёл из-под обстрела двух турецких линейных кораблей, осмеянных на следующий день в газетах.

На гостей производит впечатление последняя картина мариниста «Взрыв корабля». Очевидно, не столько сама картина, сколько то, что художник работал до последней минуты, и отнюдь не над буколическими сюжетами.

На удивление, знаменитый гость заглядывает даже в маленький зал с работами, прибывшими из Русского музея. Через несколько минут он расскажет газете «Победе», что бывал в этом музее, смотрел известный «Девятый вал».

На вопрос, чем его впечатлили волны Айвазовского, отвечает:

– Я – и художник, академик Российской Академии художеств. Смотрю на полотна Айвазовского взглядом художника. Когда экскурсовод сказала, что он написал шесть тысяч картин, сын сразу спросил: папа, а ты сколько? У меня их – три тысячи. Море я тоже пишу, но у меня – другой стиль, посмотрите в интернете. Я учился в Академии изящных искусств в Париже.

Интересно было спросить, что увидел экстремал на полотнах художника – абсолютное могущество стихии, бессилие человека или смысл бороться до конца?

– У него нет безнадёжных картин. Я этого не ощутил. Вот, кажется, страшное кораблекрушение, а он всё равно даёт надежду. Меня поразило, как он краски превращал в свет. Подхожу ближе – краски, отхожу – свет и вода! Большой талант. Другие люди, может быть, видели больше, но так передать впечатления не способны.

– Отец Фёдор, когда человек поднимается под небеса, карабкается на «крышу мира» или один пускается в плавание по океану, он, наверное, ищет Бога?

– Нет, господь Бог – везде. Просто в одиночном плавании сильнее оущаешь, что он – рядом. Когда не за что больше схватиться, хватаешься за веру, за Бога, за святых. Я уже говорил: пробыв тысячи дней в океане, я понял, что в мире нет одиночества. Есть живой океан, живой воздух. Но даже без растений, животных и рыб ясно ощущаешь, как присутствует ещё кто-то.

– Вы в Феодосии впервые?

– Я был здесь давно, но галерею не видел. Весь мир признал Айвазовского гениальным. Вы счастливы, что он у вас жил, ножками ходил по этой улице. Когда смотришь его картины, представляешь, что у него громадная мастерская. А оказалось – скромная. Сейчас я узнал, что он ещё и меценат хороший. Когда художник пишет картины и оставляет родному городу галерею, это общепринято и понятно. Но он сделал для земляков гораздо больше.

– Нас радует ваш интерес к Крыму. Это патриотический шаг или любовь к его истории и красотам?

– Крым всеми любим. Я написал детскую книжку о Крымской войне, теперь пишу о Нахимове. Мне подводники дали пулю, которыми стреляли англичане. Подобная поразила Нахимова в висок. Об адмирале много написано, но, поскольку я книгу снова пишу для детей, мне интересно, каким он был в детстве. Пока нашёл только одно, что Нахимов маленьким очень любил читать «Робинзона Крузо», мечтал оказаться на необитаемом острове. Я в девстве тоже любил приключения Робинзона, – улыбается Фёдор Конюхов и становится похож на восторженного мальчишку.

Он так же искренне загорается, удивляясь, как Айвазовский создавал красками абсолютно живую стихию. У входа в комнату-сейф с дорогими подарками маринисту рассматривает маленькую картину «Хождение по водам» и уточняет, писал ли Айвазовский большие библейские полотна?

В комнате-сейфе тоже заметно, что омытый всеми ветрами и стихиями Конюхов не теряет способности смотреть на мир с любопытством и восхищением. Он по-детски смеётся над огромной кружкой, украшенной невероятным количеством фарфоровых цветов, и по-мужски присматривается к трости «с плеча» турецкого султана.

Прощаясь, оставляет запись в книге гостей, тепло благодарит экскурсовода и говорит провожающим его феодосийцам:

– Я заметил, как вы любите Айвазовского.

Похоже, Феодосия всё больше и больше его «затягивает». Он уже побывал в Коктебеле и обещает посмотреть древние храмы города и фрески Феофана Грека. Теперь мы знаем, что в субботу эта экскурсия состоялась.