Николай Морозов: «Дух товарищества – не легенда»
Описание
Изображения
Описание
Ничего удивительного – после выхода фильма половина ребят призывного возраста мечтали служить только в воздушно-десантных войсках. А конкурс в Рязанское высшее воздушно-десантное командное училище вырос до 20-ти человек на место.
К слову, наша «Победа», которая одной и первых в Союзе стала писать правду о воинах, возвращавшихся из Афганистана, тоже имеет отношение к этому фильму. Редактор и писатель Валерий Тарасов разговорился в городе с кем-то из создателей будущей картины, и два её персонажа получили фамилии побединцев.
Главный герой, которого играет Борис Галкин, стал лейтенантом Тарасовым, а капитан «северной» группы десантников – Зуичем или Зуевым, по фамилии ответственного секретаря. Об этом в Феодосию было специально сообщено по телефону. Кстати, фильм создан по абсолютно правдивой истории.
Детская мечта Коли Морозова сбылась. Новобранец попал туда, где снимали практически все сцены фильма, – в учебный центр ВДВ в Литве. Учебку в Гайжюнае называли кузницей кадров воздушно-десантных войск.
– Это старая «афганская» учебка, откуда во время войны 90 процентов уходило в Афган. Наверное, самая жёсткая страница моей жизни. Служба пришлась на развал Союза, нас много гоняли и мало кормили. Была на самом деле очень хорошая школа, – вспоминает десантник и тренер по «тайскому» боксу Николай Морозов, три года назад переехавший из Тулы в Феодосию.
После учебки он служил срочную в знаменитом Рязанском высшем дважды Краснознамённом училище ВДВ. Демобилизовавшись старшиной, пошёл служить в ОМОН. Отряды милиции особого назначения обеспечивали порядок и безопасность на массовых акциях и в «горячих» точках. Так Николай Морозов попал в Чечню и на практике убедился, что в действительности разведчики ВДВ голубые береты на задание не надевают, – слишком приметный цвет.
В любимом им фильме они в них только потому, что командующий ВДВ Виктор Маргелов лично потребовал присутствия этого популярного символа на головах десантников.
Отряд Николая попал в Чечню после январского штурма Грозного.
– Было много грязи, трупов, темнота. Я приезжал в Грозный в 1989 году, тогда это был цветущий город. Такой, как сейчас – с площадями, стадионами, фонтанами. А в 1995-м мы увидели щебёнку по колено и горы битого кирпича. Славян там практические не осталось, – вспоминает бывший ОМОНОВец, на кителе которого – две медали «За отвагу».
Он не стал, как некоторые, отказываться от командировок в Чечню:
– Мужское занятие – съездить на войну, получить опыт. Для меня это было вполне естественно. Романтика. Мы воспитаны на военных фильмах, рассказах близких. Дед у меня был тяжело ранен под Сталинградом, отец – тоже служивый человек. Первая чеченская война была достаточно серьёзной. Хотя некоторые говорят, что это была не война, а контур террористической операции длиной десять лет. Народу там легло очень много, серьёзно применяли боевую технику.
Первая командировка нынешнего феодосийца продолжалась два месяца.
– Мы катались в Чечню по два-три месяца, по полгода. Выполняли самые разные задачи от разведки до штурма, когда любые подразделения использовались по усмотрению начальства. В разведку могли запросто послать бойцов штурмовой группы.
Он хорошо помнит свой первый день в Чечне.
– Сначала прибыли в дивизию в Новочеркасске, основательно довооружились, приоделись, получили инструктаж. Приехали в станицу Ассиновскую. Наши называли её Куликово поле, по фамилии командующего большой группировкой войск.
Шёл проливной дождь. Январь, грязи по пояс, палатки, холод. Нас очень хорошо встретили ребята с Томского ОМОНа, которых мы меняли. Это было как раз после штурма Ассиновской. Снайпер убил их офицера, они горевали и заливали горе водкой.
На войне всегда очень много пьют. Я вообще не любитель этого дела, никогда не пил и сейчас не пью. Мешает ясно мыслить. За что не люблю войну – за невозможность помыться. Водкой моешь руки и всё. Как правило, там всегда не хватает воды.
Из ОМОНа Николай Морозов перешёл в СОБР – специальный отряд быстрого реагирования. Его поездки в Чечню продолжались. За четыре года командировок ему пришлось быть бойцом штурмовой группы, снайпером.
– Плюс я – военный медик, перевязать смогу, если что, – добавляет он.
В одну из командировок его за неделю трижды контузило.
Врезавшихся в память эпизодов – огромное множество. Например, тот, когда под Бамутом выручали из засады морпехов-разведчиков с Тихоокеанского флота.
– У них было несколько убитых и раненых. Стояла жуткая неразбериха, непонятно, кто в кого стреляет. Иногда случалось, что свои в своих стреляли долгое время. Мы ехали спасать морпехов на двух БТРах, поддержали их огнём, вытащили раненых, один потом умер у меня на руках от потери крови. Тогда пришло чувство, что мы делаем что-то настоящее, мужское.
Два других случая живо напомнили образ советского солдата времён Великой Отечественной войны, который, несмотря на страшные испытания и потери, не утратил жалости к любому живому существу и готовности прийти на помощь.
– Лежим ночью в палатке под Самашками. Замечу, что нашим дедам приходилось гораздо труднее. Они в шинельках, в окопах, а у нас – прибор ночного видения, ночной снайперский прицел, в который видишь, как днём.
Перед нами была заминированная территория, а перед ней – траншея с колючей проволокой-«егозой». Если туда попадёшь, не выберешься. Рядом разбомбило психбольницу, и пациенты бегали по округе, подрывались на минах. Слышим дикий крик. Смотрим в «ночник», что такое? Наверное, псих провалился в траншею и орёт. Выйти по темноте – либо подорваться, либо получить пулю. Ночью там никто не ходит.
Постреляли из пулемёта вверх, светилки повключали. А человек кричит женским голосом. Кричал часа три или четыре. Когда чуть рассвело, пошли спасать. Взяли кусачки, чтобы его вырезать. Подходим, смотрим – овца. Её голос не забуду никогда. Человеческим голосом орала. Очень много животных пострадало на той войне. Всё поле было завалено мёртвым скотом.
Когда группа Николая захватывала дудаевскую радиостанцию, в кошаре, битком набитой лошадьми, начался пожар. Он и ещё двое ребят выбежали, открыли кошару и выпустили лошадей.
В Чечне он убедился, насколько важна военная подготовка:
– Война – достаточно экстремальная штука, и очень многие, даже подготовленные, с устойчивой психикой, в момент стресса впадают в ступор. Или же их обуревает безудержная храбрость как обратная сторона стресса.
Я считаю, на войну людей надо готовить. Мы были рейнджеры-профессионалы, а там служило много солдат-срочников, которых бросили как пушечное мясо. Даже среди нас, взрослых спецназовцев, некоторые не выдерживали.
Десятого января 1996 года наша группа из 14 человек попала в засаду. Погибли два офицера. Мы запаковали их в цинки и собирались отправлять в Россию. Один приятель бегал, потрясал пулемётом, кричал: «Вперёд, ребята, будем мстить!» А ночью подошёл к старшему группы: «Вова, отправляй меня домой». Сломался. Очень важно готовить психику.
К этой теме во время беседы Николай возвращается не раз.
– До войны я думал, что синдромы военные – так, для слабаков. Но, ей-богу, воевавшим надо адаптироваться. Нельзя с войны сразу запускать в обычную жизнь. Испытал на себе: едешь по мирному городу и отслеживаешь обстановку.
Подсознательно ищешь опасность. То, что фронтовики начинают ходить с двумя пистолетами и гранатой, это – не паранойя. Люди не могут быстро перестроиться. Им нужна временная изоляция, карантин. Военный должен в мирное время много тренироваться либо ездить на войну.
Если люди экстремальных профессий не будут получать свой адреналин где-то ещё, они начнут вредить обществу.
После войны Николай Морозов ушёл в спорт, как и многие его собратья:
– Мало кто знает, откуда корни наших бойцов. Топовый боец, супертяж Серёжа Харитонов – майор ВДВ, окончил Рязанское училище. Я, Фёдор Емельяненко, Серёжа Харитонов – все начинали тренироваться в Туле, оттуда ездили в Японию на турниры по профбоям.
В последние годы Николай сосредоточился на тренерской работе, потому что ощущает, как не подготовлена к испытаниям молодёжь.
– У нас в афганском обществе много интересных личностей, которые были везде, где полыхало, но сейчас не могут себя найти. Самое лучшее направление – воспитание молодёжи.
Я веду боевую подготовку в казачьем подразделении и, кроме того, преподаю тайский бокс. Недавно заказывал перчатки, шлемы, жилеты, щитки, а мне говорят: практически ничего не осталось, всё уходит на Чечню.
Кадыров готовит солдат, воинов. А наши мальчики сидят в компьютерах и шляются по улицам. Ко мне ходят очень много девчонок заниматься тайским боксом. Возможно, они нас будут защищать.
Почему Николай выбрал тайский бокс?
– Этот вид – в авангарде боевых искусств. Вся ударная техника – тайская, – отвечает он. – Очень жёсткие ребята, жёсткий бой. Поэтому Таиланд никогда не был ничьей колонией. Никогда его никто не завоёвывал.
Со стороны кажется, что он чересчур одержим идеей воспитания бойцов. Но за ним – опыт войны, где смерть каждую секунду смотрела в глаза.
– Если кто считает, что можно избежать конфликтных ситуаций, будучи сугубо мирным человеком, сильно ошибается, – качает головой бывший спецназовец.
– Надо быть сильными. И тогда мы защитим своих женщин, своих родителей. Сильные люди – добрые. Знаю многих топовых спортсменов. За редким исключением это – добрые люди, им ни к чему унижать слабых. Молодёжь у нас растёт слишком «сладкая», её нужно закалять.
Всем – заниматься спортом. Любым. Не пить, не курить. Ребята, которые готовят себя к ремеслу воина, должны начинать именно с учебных боёв. Такие вещи, как бокс, самбо, боевое самбо, тайский бокс, прививают дух воина.
Если человек работал три года на бойне, его учить убивать не надо. Но это не значит, что он обрёл дух. Дух бойца появляется у мальчиков и девочек в спорте, чем я сейчас и занимаюсь. Дух товарищества – не легенда. Всё это есть. Что сплачивает сильнее всего? Война.
Самый универсальный клей – общая беда. Как сплотить ребят в мирной жизни? Совместными походами в кино или на Карадаг этого не сделаешь. Остаются игры типа «Зарницы» и спорт. Вожу ребятишек на соревнования. Первый раз едут – каждый сам по себе. А возвращаются уже командой.
Россия идёт курсом борьбы за справедливость. Руководство поставило цель, что она должна быть великой и собрать себя. Если бы Крым не стал российским, через три дня был бы американским. Мы могли быть рабами, откровенной колонией Запада. Стране нужны сильные люди.
«Афганцам», чеченцам, крепким отставникам надо всё бросить и заниматься воспитанием подростков. Это – задача номер один.